И свет, угасая, отрезал безумного мальчика от его тени...
В рамках Третьей Московской биеннале современного искусства мы имеем честь представить первую в России полноценную выставку Мастерской ван Лисхаут, в которую вошли две инсталляции, созданные в последние годы, — «Город рабов» (2005—2009) и «Cradle to Cradle» (2009).
Мастерская ван Лисхаут была основана в те годы, когда доминирующий тренд в искусстве описывается понятием «эстетика взаимодействия». Начиная с 1990-х годов ван Лисхаут сначала сам по себе, а затем в качестве основателя мастерской разрабатывает проекты, находящиеся на границе дизайна, архитектуры и искусства и моделирующие экспериментальные ситуации социального взаимодействия. Так, в 2001 году мастерской был основан AVL-Ville (2001) — свободное государство, которое просуществовавшее в течение года на территории Роттердамского порта, руководствуясь исключительно собственной конституцией.
Внимание! Просмотр экспозиции не рекомендован лицам до 18 лет и лицам с неустойчивой психикой.
читать дальше«Город рабов», впервые показанный в Музее Фолькванг в 2008 году, представляет собой современный город с тщательно спланированной инфраструктурой, служебными зданиями, университетами, оздоровительными и торговыми центрами, сельскохозяйственными угодьями, борделями и музеями. Он самодостаточен, и потребляет только ту энергию, которую сам же и производит. «Город рабов» не импортирует ни топливо, ни электрическую энергию, заменяя их биологическим газом, солнечной энергией и энергией ветра. При этом в качестве рабочей силы город использует рабов, которые эксплуатируются для выполнения более или менее сложных заданий и тела которых после смерти пускаются на переработку.
«Город рабов» — это вывернутая наизнанку модель современного общества, ориентированного на достижения, отрицающая современные нормативные представления о добре и зле и ориентированная на полную автономность. Можно сказать, что главный вопрос здесь — именно этический. Глобальные климатические изменения, исчерпаемость ресурсов и прочее, к чему отсылает этот проект мастерской, важны не сами по себе, а как инструмент для конструирования такого пространства, в котором острота этического вопроса о гуманистическом измерении современной рациональной цивилизации может быть доведена до своего предела.
«Cradle to Cradle» — новая инсталляция Мастерской ван Лисхаут. Ее название — термин, заимствованный из области экологических разработок. В своей книге «Cradle to Cradle: Remaking the Way We Make Things», опубликованной в 2002 году, немецкий химик Михаэль Браунгарт и американский архитектор Уильям Макдоноу оспаривают представление о том, что промышленность непременно причиняет вред окружающему миру. Они разработали систему производства, которая природную модель ставит на службу коммерческим интересам, вместе с тем удовлетворяя задачам сохранения окружающей среды, — систему, в которой отходы становятся источником питания. Авторы книги поднимают «вопросы планирования», «привлекают внимание к задачам диверсификации» и заявляют, что «смогут применить эффективные методы сохранения окружающей среды на практике» — в первую очередь в Нидерландах, где эти идеи разрабатываются более тщательно, чем в других странах, и где рациональность, эстетика и экологичность промышленного дизайна задает новые ценностные стандарты.
В: Что такое «Город рабов»?
О: Это проект города будущего, впервые он был показан в Германии в 2008 году и вызывал неоднозначную реакцию. Сейчас он существенно дополнен частью под названием Cradle to Cradle. Экспозиция состоит из двух частей. Наверху расположена видимая часть города, внизу — скрытая и самая страшная. Город четко разделен на две социальные группы: рабы, трудовые единицы, и хозяева, менеджмент. Площадь города — 50 кв. км, он отвечает всем современным требованиям экономической эффективности и экологической корректности и полностью самодостаточен. Здесь не используются электричество и традиционное топливо, вместо них вырабатываются солнечная энергия и энергия ветра, а также биогаз.
В: Но вы спроектировали не только архитектурную инфраструктуру города, но и распорядок жизни его обитателей, и даже их смерть.
О: Обитатели «Города рабов» — его важнейший энергетический ресурс. Их жизнь строится строго по расписанию: ежедневно семь часов они работают в справочно-информационных блоках, еще семь — трудятся на полях или в сфере обслуживания, на сон отводится столько же, и оставшиеся три — на досуг. Но при таком распорядке рабы способны сохранять работоспособность лишь в течение трех лет, после чего делаются экономически нерентабельными членами общества, и их тела становятся источником того самого биогаза, получаемого на специальных энергетических установках.
Часть экспозиции, названная Cradle to Cradle, демонстрирует способы переработки тел рабов. Человеческое тело полезно тем, что содержит здоровые внутренние органы, которые можно продать. Тела также используются в качестве питательных веществ для тех жителей города, которых еще рентабельно кормить. Что касается пластического решения, фигуры рабов лишены каких бы то ни было индивидуальных черт и представляют человека как безликую, чисто ресурсную единицу.
В: Что вы вкладываете в название Cradle to Cradle?
О: Его можно перевести как «Из чаши в чашу» или «Ни капли мимо». Этот термин появился в 1970-е годы и обозначает безотходные способы производства. Модель Cradle to Cradle предполагает, что любые производственные отходы утилизируются без остатка и становятся источниками энергии и пищи. Я довожу эту идею до логического предела, включая в замкнутый цикл человеческое тело, низводя его до сырьевого ресурса.
В: А что это за стол для тайной вечери с фарфоровыми приборами на 12 персон?
О: На 200 тыс. рабов в городе приходится 12 топ-менеджеров. «Стол с мексиканской посудой» принадлежит «хозяевам жизни». Каждому соответствует свой прибор, по рисунку, на котором можно понять, за что отвечает тот или иной менеджер — например, главный надзиратель. Или заведующий борделями, а бордели, надо сказать, — важная часть города. Браки между рабами запрещены, потому что процесс рождения и выращивания детей — непозволительно длительный, экономически абсолютно неэффективный. Все сексуальные потребности удовлетворяются в борделях, раздельных для мужчин и для женщин.
Ателье ван Лисхаут. Из проекта Город рабов. Cradle to Cradle. Фрагмент инсталляции: Установка по переработке человеческих тел. 2008–2009. Пеноматериал, папье-маше, лак.
В: Каким же тогда образом осуществляется воспроизводство?
О: Пополнение рядов обитателей города происходит за счет некой случайности — это может быть похищение или самолет, который приземлился неудачно и не в том месте...
В: По какому принципу становятся менеджерами?
О: У города есть инвесторы, они назначают менеджмент. Я просчитал все необходимое: объемы финансирования, размеры инвестиций, а также прибыли. Чтобы проект состоялся, нужно около ?1,5 млрд, и экономика города построена таким образом, что стартовые инвестиции будут ежегодно окупать себя втрое, то есть ожидаемая прибыль составляет ?7 млрд в год. Поэтому это исключительно выгодное коммерческое мероприятие, и это именно тот вопрос, который я предлагаю зрителям. Я пытаюсь осмыслить, что может произойти с обществом, в котором экономические интересы начинают преобладать над моральными ценностями.
В: До этого биеннальского проекта в России о вас писали в основном как о дизайнере-мебельщике. Как бы вы себя охарактеризовали?
О: Безусловно, я — художник. Лет в 14 я твердо для себя решил, что стану художником. Я получил образование скульптора в Академии современного искусства в Роттердаме. Мои работы — это в чистом виде арт, но я всегда делаю арт-вещи функциональные или хотя бы с косвенным намеком на функцию. И в этом состоит мое родство с архитектурой и дизайном. А вообще, у вас в России чересчур много журналов по дизайну, вот в дизайнеры и записывают всех, кого не лень.
В: Но откуда у вас социальный пафос?
О: Я очень заинтересован в создании новых миров. В 2001 году я делал проект AVL-Ville, независимый город, просуществовавший в течение года в Роттердамском порту. Еще я делаю мобильные дома, мини-миры для каждого человека. Этот интерес — создавать всяческие миры и системы, свою собственную вселенную — у меня всю жизнь. В то же время я стремлюсь к функциональной многоуровневости, и, например, музей «Города рабов» выполнен в виде пищеварительного тракта. Искусство является таким же предметом потребления и переваривания, как и обычная пища. По-моему, это символично: мы поглощаем пищу и производим нечто, к чему уже никто не станет прикасаться. То же самое с арт-объектами, которые помещаются за музейное стекло. Метафоры человеческого тела и архитектуры всегда были очень важны для меня.
В: Кто ваши любимые художники? Что вы любите?
О: Мне нравятся самые разнообразные вещи, которые производит человечество. В отличие от того, что производит природа. Я люблю природу, но не нахожу в ней вдохновения. Мне нравятся здания, заводы, фабрики, мосты, каналы, машины. Я люблю старое искусство, века с XIV. Я люблю поп-культуру, вообще все, что происходит здесь и сейчас. Мне нравится современное искусство, но я не могу сказать, что я большой его знаток, и не хочу им быть, потому что если я стану историком искусства, я тем самым ограничу свою личную творческую свободу. Я сам был участником биеннале четыре раза — в 2002 году в Сиднее, в 2003-м в Венеции, в 1994-м и 2002-м — в Сан-Паулу, а также участвовал в Йокогамской триеннале в 2005 году. Важно черпать вдохновение из работ других художников, но не менее важно быть свободным от избыточного знания работ других.
Ателье ван Лисхаут. Череп для релаксации. 2008. Смешанная техника.
В: Как вы видите дальнейшее развитие общества? Если бы вы были на позиции идеального творца, как бы вы организовали мир?
О: Ох, хороший вопрос. Город рабов — это то, к чему мы все придем, если не будем ничего делать, это точно. Важно, чтобы люди были ознакомлены со всеми этими проблемами, с ситуацией, когда стало очень много людей, и их становится все больше и больше, и уже не хватает нефти, металла… Нужно уже начинать потихоньку изменять сознание людей. Это долгий и сложный процесс, но я всеми силами пытаюсь его инициировать. Я не знаю, к чему приведут мои усилия и есть ли вообще пути решения этой проблемы. Может быть, лет через десять этические предрассудки относительно подобного города снимутся сами собой, и он таким образом станет реальностью.
В: В России биоархитектура, дружественная по отношению к окружающей среде, и вообще идеи экологической корректности обычно не находят отклика.
О: В Европе невозможно сделать что-то неэкологичное. Существует закон, согласно которому все строящиеся здания должны в этом плане отвечать строгим требованиям. Биоморфная форма — это красиво, но здание обязательно должно иметь энергосберегающие системы. В России это осознание гораздо слабее, эта проблематика еще не господствует в умах, потому что вы гораздо более молодое общество, у вас очень много нефти и прочих ресурсов. Но вы в будущем гарантированно столкнетесь с теми же проблемами, что и весь мир.
В: Вы не архитектор, но проектируете различные автономные, самозамкнутые и мобильные в силу этого архитектурные объекты. Не планируете сооружать что-то более масштабное?
О: Я бы хотел строить здания, совершенно независимые от внешних источников энергии. Но мне пока никто не предлагал этим заняться. Если бы я сам строил здание, оно было бы наполнено светом, солнцем, имело бы прекрасные обзорные виды, его жильцы имели бы возможность наблюдать за восходом и закатом. И обязательно системы энергосбережения и автономные водоочистные и водосборные устройства на крыше.
В: Автономное государство AVL-Ville было попыткой воплотить утопию, а возникший через семь лет «Город рабов» — это антиутопия. Это показатель вашей личной разочарованности?
О: Да, конечно, это разочарованность. Я очень верил в свою утопию, что она возможна. В Голландии многие вещи теоретически возможны: они не запрещены законом напрямую, и существует множество всяких лазеек. Есть так называемые серые зоны, где можно купить наркотики и прочие запрещенные вещи. Подозревая нас в этом, правительство запретило мое «государство». Но год все-таки мы просуществовали. Мы руководствовались исключительно собственной конституцией. Каждый мог выстроить себе дом по своему вкусу. Алкоголь можно было покупать в барах совершенно свободно. А в Голландии огромное количество всяческих правил, организованных по принципу матрешки: есть закон, внутри него еще и еще, и соблюсти все невозможно, и даже открыть ресторан очень непросто. Но я считаю себя мастером по поиску щелей и зазоров в установленных правилах, которые я использую на благо своего искусства. Когда я устраивал свое государство AVL-Ville, я, разумеется, хотел иметь все атрибуты: флаг, деньги, конституцию, а также оружие. Поэтому я изготовил скульптуры, напоминающие оружие. И представители власти мне сказали — никакого оружия, пожалуйста, оно может напугать, может спровоцировать конфликты. И конфисковали у меня часть этого оружия, пушки. Но часть забрать не успели, так как их рабочее время подошло к концу. Когда они вернулись, эти мои работы уже были закуплены музеем, выставлены во дворе и тем самым получили «защитный зонтик».
Точно так же мой проект BarRectum 2005 года, бар в виде прямой кишки, с одной стороны — художественная инсталляция, с другой — полноценный бар, осуществляющий коммерческую деятельность, и все это было бы совершенно невозможно без получения соответствующих документов. Но именно потому, что он имел временный статус, будучи выставленным сначала на «Арт Базеле», потом в музее Фолькванг в Эссене, это оказалось возможным.
В: В 2001 году вы придумали A-Portable — мигрирующее в нейтральных водах судно, на котором располагался медицинский пункт, где могла сделать мини-аборт любая женщина, в чьей стране эта процедура запрещена. Вы говорите, что вы — художник. Аборт — это часть искусства?
О: Я просто создал пространство, свободное от всяческих спорных законов. И это очень характерно для того, что я делаю. Я всегда работаю на границе, исследую, что запрещено, а что нет. Все мои проекты моделируют экспериментальные ситуации взаимодействия, и внешне они находятся тоже на границе — архитектуры, дизайна, искусства.
В: Кто работает в вашем ателье? По какому принципу оно устроено?
О: В студии двадцать человек: пять в офисе и пятнадцать в ателье. Есть архитекторы, дизайнеры, художники, керамисты, каменщики, резчики по металлу. Мне очень важно контролировать все стадии производственного процесса. Я сам придумываю, что и как должно быть сделано. Все мои работы — уникальные. Есть выставочные объекты, существующие в одном экземпляре, но также я делаю, например, стулья и столы ограниченным тиражом, скажем, 10 штук. Есть, правда, и вещи, которые можно запросто купить в магазине, например, мои дизайнерские деревянные стулья.
В: Вы в Москве во второй раз. Что вам здесь показалось необычным?
О: Мне нравятся масштаб, ритм и динамика вашего города. Я не могу его сравнить ни с одним другим. Я знаю некоторых ваших художников — видел выставку фотографа Бориса Михайлова, который снимает очень пожилых людей, бомжей, отбросы общества, пьяниц. Мне нравится Олег Кулик, лет 10–15 назад он был в Роттердаме в качестве собаки, кусал людей на выставке. Мне понравился этот проект, он очень нонконформистский. За это я люблю русское искусство. У России богатейшая история, у вас 26 млн человек погибло во Вторую мировую войну, были ужасающие репрессии, ГУЛАГ и т. п. Ценность человеческой жизни здесь не так значима, как во всем мире. И это чувствуется до сих пор. В Голландии не было таких потрясений, а здесь, у вас этот Город рабов — практически реальность.
Мастерская ван Лисхаут была основана в те годы, когда доминирующий тренд в искусстве описывается понятием «эстетика взаимодействия». Начиная с 1990-х годов ван Лисхаут сначала сам по себе, а затем в качестве основателя мастерской разрабатывает проекты, находящиеся на границе дизайна, архитектуры и искусства и моделирующие экспериментальные ситуации социального взаимодействия. Так, в 2001 году мастерской был основан AVL-Ville (2001) — свободное государство, которое просуществовавшее в течение года на территории Роттердамского порта, руководствуясь исключительно собственной конституцией.
Внимание! Просмотр экспозиции не рекомендован лицам до 18 лет и лицам с неустойчивой психикой.
читать дальше«Город рабов», впервые показанный в Музее Фолькванг в 2008 году, представляет собой современный город с тщательно спланированной инфраструктурой, служебными зданиями, университетами, оздоровительными и торговыми центрами, сельскохозяйственными угодьями, борделями и музеями. Он самодостаточен, и потребляет только ту энергию, которую сам же и производит. «Город рабов» не импортирует ни топливо, ни электрическую энергию, заменяя их биологическим газом, солнечной энергией и энергией ветра. При этом в качестве рабочей силы город использует рабов, которые эксплуатируются для выполнения более или менее сложных заданий и тела которых после смерти пускаются на переработку.
«Город рабов» — это вывернутая наизнанку модель современного общества, ориентированного на достижения, отрицающая современные нормативные представления о добре и зле и ориентированная на полную автономность. Можно сказать, что главный вопрос здесь — именно этический. Глобальные климатические изменения, исчерпаемость ресурсов и прочее, к чему отсылает этот проект мастерской, важны не сами по себе, а как инструмент для конструирования такого пространства, в котором острота этического вопроса о гуманистическом измерении современной рациональной цивилизации может быть доведена до своего предела.
«Cradle to Cradle» — новая инсталляция Мастерской ван Лисхаут. Ее название — термин, заимствованный из области экологических разработок. В своей книге «Cradle to Cradle: Remaking the Way We Make Things», опубликованной в 2002 году, немецкий химик Михаэль Браунгарт и американский архитектор Уильям Макдоноу оспаривают представление о том, что промышленность непременно причиняет вред окружающему миру. Они разработали систему производства, которая природную модель ставит на службу коммерческим интересам, вместе с тем удовлетворяя задачам сохранения окружающей среды, — систему, в которой отходы становятся источником питания. Авторы книги поднимают «вопросы планирования», «привлекают внимание к задачам диверсификации» и заявляют, что «смогут применить эффективные методы сохранения окружающей среды на практике» — в первую очередь в Нидерландах, где эти идеи разрабатываются более тщательно, чем в других странах, и где рациональность, эстетика и экологичность промышленного дизайна задает новые ценностные стандарты.
В: Что такое «Город рабов»?
О: Это проект города будущего, впервые он был показан в Германии в 2008 году и вызывал неоднозначную реакцию. Сейчас он существенно дополнен частью под названием Cradle to Cradle. Экспозиция состоит из двух частей. Наверху расположена видимая часть города, внизу — скрытая и самая страшная. Город четко разделен на две социальные группы: рабы, трудовые единицы, и хозяева, менеджмент. Площадь города — 50 кв. км, он отвечает всем современным требованиям экономической эффективности и экологической корректности и полностью самодостаточен. Здесь не используются электричество и традиционное топливо, вместо них вырабатываются солнечная энергия и энергия ветра, а также биогаз.
В: Но вы спроектировали не только архитектурную инфраструктуру города, но и распорядок жизни его обитателей, и даже их смерть.
О: Обитатели «Города рабов» — его важнейший энергетический ресурс. Их жизнь строится строго по расписанию: ежедневно семь часов они работают в справочно-информационных блоках, еще семь — трудятся на полях или в сфере обслуживания, на сон отводится столько же, и оставшиеся три — на досуг. Но при таком распорядке рабы способны сохранять работоспособность лишь в течение трех лет, после чего делаются экономически нерентабельными членами общества, и их тела становятся источником того самого биогаза, получаемого на специальных энергетических установках.
Часть экспозиции, названная Cradle to Cradle, демонстрирует способы переработки тел рабов. Человеческое тело полезно тем, что содержит здоровые внутренние органы, которые можно продать. Тела также используются в качестве питательных веществ для тех жителей города, которых еще рентабельно кормить. Что касается пластического решения, фигуры рабов лишены каких бы то ни было индивидуальных черт и представляют человека как безликую, чисто ресурсную единицу.
В: Что вы вкладываете в название Cradle to Cradle?
О: Его можно перевести как «Из чаши в чашу» или «Ни капли мимо». Этот термин появился в 1970-е годы и обозначает безотходные способы производства. Модель Cradle to Cradle предполагает, что любые производственные отходы утилизируются без остатка и становятся источниками энергии и пищи. Я довожу эту идею до логического предела, включая в замкнутый цикл человеческое тело, низводя его до сырьевого ресурса.
В: А что это за стол для тайной вечери с фарфоровыми приборами на 12 персон?
О: На 200 тыс. рабов в городе приходится 12 топ-менеджеров. «Стол с мексиканской посудой» принадлежит «хозяевам жизни». Каждому соответствует свой прибор, по рисунку, на котором можно понять, за что отвечает тот или иной менеджер — например, главный надзиратель. Или заведующий борделями, а бордели, надо сказать, — важная часть города. Браки между рабами запрещены, потому что процесс рождения и выращивания детей — непозволительно длительный, экономически абсолютно неэффективный. Все сексуальные потребности удовлетворяются в борделях, раздельных для мужчин и для женщин.
Ателье ван Лисхаут. Из проекта Город рабов. Cradle to Cradle. Фрагмент инсталляции: Установка по переработке человеческих тел. 2008–2009. Пеноматериал, папье-маше, лак.
В: Каким же тогда образом осуществляется воспроизводство?
О: Пополнение рядов обитателей города происходит за счет некой случайности — это может быть похищение или самолет, который приземлился неудачно и не в том месте...
В: По какому принципу становятся менеджерами?
О: У города есть инвесторы, они назначают менеджмент. Я просчитал все необходимое: объемы финансирования, размеры инвестиций, а также прибыли. Чтобы проект состоялся, нужно около ?1,5 млрд, и экономика города построена таким образом, что стартовые инвестиции будут ежегодно окупать себя втрое, то есть ожидаемая прибыль составляет ?7 млрд в год. Поэтому это исключительно выгодное коммерческое мероприятие, и это именно тот вопрос, который я предлагаю зрителям. Я пытаюсь осмыслить, что может произойти с обществом, в котором экономические интересы начинают преобладать над моральными ценностями.
В: До этого биеннальского проекта в России о вас писали в основном как о дизайнере-мебельщике. Как бы вы себя охарактеризовали?
О: Безусловно, я — художник. Лет в 14 я твердо для себя решил, что стану художником. Я получил образование скульптора в Академии современного искусства в Роттердаме. Мои работы — это в чистом виде арт, но я всегда делаю арт-вещи функциональные или хотя бы с косвенным намеком на функцию. И в этом состоит мое родство с архитектурой и дизайном. А вообще, у вас в России чересчур много журналов по дизайну, вот в дизайнеры и записывают всех, кого не лень.
В: Но откуда у вас социальный пафос?
О: Я очень заинтересован в создании новых миров. В 2001 году я делал проект AVL-Ville, независимый город, просуществовавший в течение года в Роттердамском порту. Еще я делаю мобильные дома, мини-миры для каждого человека. Этот интерес — создавать всяческие миры и системы, свою собственную вселенную — у меня всю жизнь. В то же время я стремлюсь к функциональной многоуровневости, и, например, музей «Города рабов» выполнен в виде пищеварительного тракта. Искусство является таким же предметом потребления и переваривания, как и обычная пища. По-моему, это символично: мы поглощаем пищу и производим нечто, к чему уже никто не станет прикасаться. То же самое с арт-объектами, которые помещаются за музейное стекло. Метафоры человеческого тела и архитектуры всегда были очень важны для меня.
В: Кто ваши любимые художники? Что вы любите?
О: Мне нравятся самые разнообразные вещи, которые производит человечество. В отличие от того, что производит природа. Я люблю природу, но не нахожу в ней вдохновения. Мне нравятся здания, заводы, фабрики, мосты, каналы, машины. Я люблю старое искусство, века с XIV. Я люблю поп-культуру, вообще все, что происходит здесь и сейчас. Мне нравится современное искусство, но я не могу сказать, что я большой его знаток, и не хочу им быть, потому что если я стану историком искусства, я тем самым ограничу свою личную творческую свободу. Я сам был участником биеннале четыре раза — в 2002 году в Сиднее, в 2003-м в Венеции, в 1994-м и 2002-м — в Сан-Паулу, а также участвовал в Йокогамской триеннале в 2005 году. Важно черпать вдохновение из работ других художников, но не менее важно быть свободным от избыточного знания работ других.
Ателье ван Лисхаут. Череп для релаксации. 2008. Смешанная техника.
В: Как вы видите дальнейшее развитие общества? Если бы вы были на позиции идеального творца, как бы вы организовали мир?
О: Ох, хороший вопрос. Город рабов — это то, к чему мы все придем, если не будем ничего делать, это точно. Важно, чтобы люди были ознакомлены со всеми этими проблемами, с ситуацией, когда стало очень много людей, и их становится все больше и больше, и уже не хватает нефти, металла… Нужно уже начинать потихоньку изменять сознание людей. Это долгий и сложный процесс, но я всеми силами пытаюсь его инициировать. Я не знаю, к чему приведут мои усилия и есть ли вообще пути решения этой проблемы. Может быть, лет через десять этические предрассудки относительно подобного города снимутся сами собой, и он таким образом станет реальностью.
В: В России биоархитектура, дружественная по отношению к окружающей среде, и вообще идеи экологической корректности обычно не находят отклика.
О: В Европе невозможно сделать что-то неэкологичное. Существует закон, согласно которому все строящиеся здания должны в этом плане отвечать строгим требованиям. Биоморфная форма — это красиво, но здание обязательно должно иметь энергосберегающие системы. В России это осознание гораздо слабее, эта проблематика еще не господствует в умах, потому что вы гораздо более молодое общество, у вас очень много нефти и прочих ресурсов. Но вы в будущем гарантированно столкнетесь с теми же проблемами, что и весь мир.
В: Вы не архитектор, но проектируете различные автономные, самозамкнутые и мобильные в силу этого архитектурные объекты. Не планируете сооружать что-то более масштабное?
О: Я бы хотел строить здания, совершенно независимые от внешних источников энергии. Но мне пока никто не предлагал этим заняться. Если бы я сам строил здание, оно было бы наполнено светом, солнцем, имело бы прекрасные обзорные виды, его жильцы имели бы возможность наблюдать за восходом и закатом. И обязательно системы энергосбережения и автономные водоочистные и водосборные устройства на крыше.
В: Автономное государство AVL-Ville было попыткой воплотить утопию, а возникший через семь лет «Город рабов» — это антиутопия. Это показатель вашей личной разочарованности?
О: Да, конечно, это разочарованность. Я очень верил в свою утопию, что она возможна. В Голландии многие вещи теоретически возможны: они не запрещены законом напрямую, и существует множество всяких лазеек. Есть так называемые серые зоны, где можно купить наркотики и прочие запрещенные вещи. Подозревая нас в этом, правительство запретило мое «государство». Но год все-таки мы просуществовали. Мы руководствовались исключительно собственной конституцией. Каждый мог выстроить себе дом по своему вкусу. Алкоголь можно было покупать в барах совершенно свободно. А в Голландии огромное количество всяческих правил, организованных по принципу матрешки: есть закон, внутри него еще и еще, и соблюсти все невозможно, и даже открыть ресторан очень непросто. Но я считаю себя мастером по поиску щелей и зазоров в установленных правилах, которые я использую на благо своего искусства. Когда я устраивал свое государство AVL-Ville, я, разумеется, хотел иметь все атрибуты: флаг, деньги, конституцию, а также оружие. Поэтому я изготовил скульптуры, напоминающие оружие. И представители власти мне сказали — никакого оружия, пожалуйста, оно может напугать, может спровоцировать конфликты. И конфисковали у меня часть этого оружия, пушки. Но часть забрать не успели, так как их рабочее время подошло к концу. Когда они вернулись, эти мои работы уже были закуплены музеем, выставлены во дворе и тем самым получили «защитный зонтик».
Точно так же мой проект BarRectum 2005 года, бар в виде прямой кишки, с одной стороны — художественная инсталляция, с другой — полноценный бар, осуществляющий коммерческую деятельность, и все это было бы совершенно невозможно без получения соответствующих документов. Но именно потому, что он имел временный статус, будучи выставленным сначала на «Арт Базеле», потом в музее Фолькванг в Эссене, это оказалось возможным.
В: В 2001 году вы придумали A-Portable — мигрирующее в нейтральных водах судно, на котором располагался медицинский пункт, где могла сделать мини-аборт любая женщина, в чьей стране эта процедура запрещена. Вы говорите, что вы — художник. Аборт — это часть искусства?
О: Я просто создал пространство, свободное от всяческих спорных законов. И это очень характерно для того, что я делаю. Я всегда работаю на границе, исследую, что запрещено, а что нет. Все мои проекты моделируют экспериментальные ситуации взаимодействия, и внешне они находятся тоже на границе — архитектуры, дизайна, искусства.
В: Кто работает в вашем ателье? По какому принципу оно устроено?
О: В студии двадцать человек: пять в офисе и пятнадцать в ателье. Есть архитекторы, дизайнеры, художники, керамисты, каменщики, резчики по металлу. Мне очень важно контролировать все стадии производственного процесса. Я сам придумываю, что и как должно быть сделано. Все мои работы — уникальные. Есть выставочные объекты, существующие в одном экземпляре, но также я делаю, например, стулья и столы ограниченным тиражом, скажем, 10 штук. Есть, правда, и вещи, которые можно запросто купить в магазине, например, мои дизайнерские деревянные стулья.
В: Вы в Москве во второй раз. Что вам здесь показалось необычным?
О: Мне нравятся масштаб, ритм и динамика вашего города. Я не могу его сравнить ни с одним другим. Я знаю некоторых ваших художников — видел выставку фотографа Бориса Михайлова, который снимает очень пожилых людей, бомжей, отбросы общества, пьяниц. Мне нравится Олег Кулик, лет 10–15 назад он был в Роттердаме в качестве собаки, кусал людей на выставке. Мне понравился этот проект, он очень нонконформистский. За это я люблю русское искусство. У России богатейшая история, у вас 26 млн человек погибло во Вторую мировую войну, были ужасающие репрессии, ГУЛАГ и т. п. Ценность человеческой жизни здесь не так значима, как во всем мире. И это чувствуется до сих пор. В Голландии не было таких потрясений, а здесь, у вас этот Город рабов — практически реальность.
@музыка: Ария - Твой новый мир
@настроение: mein teil
@темы: Kunst
-
-
16.03.2010 в 02:01